От лучших песен The Cure захватывает дух, как будто попадаешь в воздушную яму, находясь в замкнутом пространстве
Первый и единственный в России концерт группы The Cure начался обыкновенно, а именно – с «Обыкновенной песни» («Plainsong») из альбома «Disintegration» 1989 года. За полчаса до начала концерта стоящая рядом со мной на тушинском поле девушка лет пятнадцати в фиолетовой блузке стала с волнением прихорашиваться – подкрашивать губы ярко-красной помадой. (Скоро она увидит Роберта Смита. Скоро Роберт Смит увидит ее).
Подкрашивание губ в плотной толпе в фан-зоне было занятием непростым – особенно учитывая то, что в нижней губе у незнакомой мне девушки была белая бусинка, которую нельзя было испачкать. Хотя, кровавая капелька на губах – как раз в стиле The Cure, группы, которая, кажется, некоторые свои песни написала кровью. [ 1 ]
Пограничное состояние
The Cure начинали концерт при ярком солнце, а закончили при ярких молниях в ночном небе. |
«Я могу отвернуться // И просто уйти, – написал в «Killing an Arab» лидер The Cure Роберт Смит. – Или могу выстрелить. // Я всматриваюсь в небо, // Всматриваюсь в солнце. // Что бы я ни выбрал, // Все приводит к одному – // Ни к чему не приводит. // Я жив, // Я мертв. // Я незнакомец, // Убивающий араба».
У Камю выстрелы «нарушили равновесие дня», и «над морем пронеслось тяжелое жгучее дыхание. Как будто разверзлось небо, и пролил огненный дождь».
Пожалуй, все многолетнее творчество The Cure – перетаскивание рационального в иррациональное, создание пограничной ситуации. Это как раз то, что любили описывать философы-экзистенциалисты. Они считали, что человек, пока он не оказывается перед лицом смерти, не способен понять ни себя, ни других.
Для того чтобы почувствовать жизнь – надо взглянуть смерти в глаза, принять специальное лекарство (The Cure в переводе как раз и означает лекарство). В значительной мере в этом суть экзистенциализма (фр. existentialisme – существование).
На фестивале «Максидром» в Тушино песня «Killing an Arab» не прозвучала. Зато прямиком из семидесятых донеслась жизнеутверждающая «Boys Don’t Cry», то есть «Парни не плачут». Этой песней The Cure завершили концерт, который длился 3 часа 5 минут без перерыва.
Начинали при ярком солнце, закончили при ярких молниях в ночном небе. Пограничное состояние The Cure было отражено в полной мере.
Лучшие песни The Cure – своего рода захватчики. От них захватывает дух, как будто попадаешь в воздушную яму, находясь в замкнутом пространстве. Совсем как в клипе The Cure «Close To Me» («Рядом со мной»).
В нем двухстворчатый шкаф для кукол стоит на краю пропасти. Он битком набит музыкантами The Cure. Теснота невозможная. Но это никого не смущает. Роберт Смит с компанией начинают играть. В ход идет всё, включая расческу. Для пущего эффекта шкаф падает с обрыва. Внизу – кипящее море. Шкаф тонет, что вызывает дополнительные неудобства. Мокрые галстуки в горошек лезут в рот и немного мешают петь. Но лишь немного. Падение – совсем не повод, чтобы замолкнуть.
Песня «Close To Me», конечно же, на московском концерте прозвучала.
До дна еще оставалось предостаточно.
Клипы The Cure переполнены жителями пограничья. В них уродцы (похожие живут в фильмах Дэвида Линча), помойные кошки, навязчивая паутина… И все это связано удивительной музыкой, которая прилипла ко мне лет двадцать назад. Меня она устраивает. Несмотря на то, что у The Cure ядовиты даже воздушные змеи (лекарственным ядом). Не говоря уже об обычных.
Впрочем, обычного в их песнях нет ничего.
Ведра губной помады. Между ними – натянутые нервы, на которых сушится дорогое нижнее белье. Японский шепот, английский плач. Вечное балансирование на грани. Шершавое дно Диккенса и Достоевского. Так сказать, Дикенсоевского. Правильный декаданс в неправильное время.
Но на сумасшедший дом не похоже. Потому что это не дом. Скорее, сумасшедший замок. В таком группа The Cure когда-то проживала. Без привидений там точно не обходилось.
Представить его, слушая песни, нетрудно. Ров между явью и сном заполнен лебяжьим пухом. В каждой комнате – по кривому зеркалу. На вешалке висят модные смирительные рубашки. На книжных полках – ползают змеи. Роберт Смит берет одну из них и начинает петь в нее, как в микрофон. Звук слегка глуховат, но, в целом, слышимость нормальная.
Но все это в записях, в клипах. А наяву – Москва, фестиваль «Максидром», запах травы после дождя, и появление ровно в 20.00 из дыма слегка похудевшего Роберта Смита в традиционной черной рубашке навыпуск.
Лидер The Cure, пока длилось долгое вступление «Plainsong», как бы в удивлении ходил по сцене. Подошел к правому краю. На секунду показал кончик языка. Выражение лица у него в эту секунду было такое, словно он удивлялся: «Неужели я здесь?»
Наверное, точно также подумали многие из тех, кто пришел (или приехал) на концерт в Москву (псковская делегация была небольшая, но заметная).
Наконец, Роберт Смит запел: «Так темно, похоже на дождь… Ветер дует так, как если бы мир исчезал…» Солнце весело светило. Ничто не предвещало дождя, но он хорошо знал, о чем пел. Стемнеет часа через два с половиной. Дождь хлынет чуть раньше.
Агенты влияния
Роберт Смит и в 53 года выглядит как взрослый ребенок. |
Характерно, что в этом внушительном списке группы из Ленинграда Москвы, Свердловска, Омска, Владивостока. The Cure универсальны. Они для всех широт. Для того чтобы понять это, достаточно однажды оказаться на их концерте.
Московское трехчасовое действо – не исключительный случай. Группа, как правило, выступает долго. Однако в этом продолжительном промежутке времени нет пустот. К старым своим вещам музыканты относятся бережно. На этот раз отыграли 35 своих песен, но даже всех своих хитов не исполнили – не успели.
Лет семнадцать The Cure ничего выдающего не записывали. Но это не значит, что они остановились. Их движение видно невооруженным глазом. Сегодня The Cure – одна из лучших концертных групп мира. Мелодии звучат свежо. Звук сочный. От концертов музыканты испытывают удовольствие, и не собираются этого скрывать.
Нынешний состав группы состоит из ветеранов The Cure: Роберт Смит – вокал, гитара, Саймон Гэллап (бас), Роджер O’Доннел – клавишные и Джейсон Купер – ударные. К ним примкнул просто ветеран. К «просто ветеранам» принадлежит седовласый гитарист Ривз Гэбриэлс, известный по выступлениям с Дэвидом Боуи и «Оловянной Машине» (Tin Machine) того же Боуи.
В отличие от многих других групп, от своих старых композиций музыканты не шарахаются. Им по-прежнему доставляет удовольствие играть вещи двадцатипятилетней и тридцатилетней давности не коверкая их.
В этом году наибольший упор, в честь двадцатилетия, был сделан на альбом «Wish». Всего с него прозвучало семь песен.
Вторым номером была исполнена песня «Open» («Откровение») – «Я не понимаю, что делаю здесь», а ближе к концу, на бис, наверное, наиболее жизнерадостная вещь The Cure «Friday I’m in Love» («В пятницу я влюблен») – «В четверг я о тебе забываю, // Но в пятницу я в тебя влюблен!».
The Cure действительно не остановились, а продолжают двигаться.
А бас-гитарист Саймон Гэллап двигается в прямом смысле. На сцене он проскакал все три часа без перерыва.
Смит ведет себя спокойнее. Почти застенчиво. Сосредоточен, но не отрешен. Несколько раз он попробовал поговорить по-русски.
Слово «спасибо» было понятно, а более сложная русская фраза – «следующая песня» – далась ему только со второго раза. Позднее он еще раз произнесет «следующая песня», и все его поймут.
Собственно, можно вообще было ничего не говорить. Половину песен зрители знали наизусть и подпевали. «Lovesong», «Push», «A Forest», «Trust»…
Почти все песни узнаются с первых аккордов и звучат привычно в самом отменном качестве. Никаких скидок на ветер, дождь, гром, молнию и мировой кризис.
Контрастный душ
Половина из тех десяти тысяч зрителей, кто пришел на концерт, родились после того, как вышли самые знаменитые альбомы The Cure 80-х годов. Но ничего принципиально нового за прошедшие годы в музыке не произошло. Наоборот, постоянно идет возврат к прошлому. Таким образом, насыщенный гитарный звук с клавишными вкраплениями звучит вполне современно. Никакого привкуса ретро. Гитарные переборы, рыдающий голос Роберта Смита… Всё на своем месте.
После того как Роберт Смит пропел про то, как он скучает по «вероломному поцелую, по болезненному поцелую», наступило минутное затишье. Это закончилась композиция «Disintegration» («Распад»). Вещь эта – о расставании. Но было очевидно, что до расставания еще далеко. Исполнено только 25 номеров.
Музыканты ушли, чтобы через минуту вернуться и продолжить с новой силой. Когда зазвучала «Колыбельная» («Lullaby»), было совсем не до сна.
Когда «человек-паук приходит на ножках, похожих на палочки от леденцов», последний сон растворяется в кафкианской темноте.
Последний выход на бис означал, что сейчас, вместе с ливнем, на зрителей обрушится связка из шести песен, включая уже упомянутую «Close to Me Play» («Я заставляю призраков приблизиться, // Я напрягаю глаза, // Я прерываю свое дыхание // И до дрожи жду…»). Мрачные слова, заводная музыка. Контрастный душ.
Самой-самой последней прозвучала песенка «Boys Don’t Cry». Она о расставании, которое происходит раньше, чем произошла сама встреча. «Я бы признался тебе в любви,// Если бы не знал, что ты уйдешь». Слова стеснительного юноши, который боится спугнуть свое счастье.
Самому Роберту Смиту пугаться было нечего. Слов о любви он спел множество. И не меньше услышал в ответ.
Роберт Смит и в 53 года выглядит как взрослый ребенок, точнее – внезапно выросший вундеркинд.
…А в это время происходило почти то же самое, что в книге Камю. Разверзлось небо, пролился огненный дождь… Ну, не совсем огненный, но с молниями.
Именно они, молнии, единственные освещали путь от сцены в сторону шоссе… Земля к тому времени отсырела, ноги тонули в лужах, ливень усиливался, полицейские, выстроившиеся в ряд, кутались в плащ-палатки. В островерхих капюшонах в темноте они напоминали не полицейских, а монахов из какого-нибудь готического романа.
Каждый удар грома ликующие зрители, двигающиеся почти в полной темноте, встречали криками одобрения.
Вымокнуть до нитки на трехчасовом концерте The Cure – отличное завершение летнего вечера.
Алексей СЕМЁНОВ
1 The Cure - британская рок-группа, образованная в Кроули (Суссекс, Англия) в 1976 году. The Cure считаются одними из создателей и наиболее значительных фигур пост-панка. Журнал «New Musical Express» охарактеризовал The Cure как «готический конвейер по производству хитов, международный феномен, и, однако же, самую успешную альтернативную группу, когда-либо скорбно странствовавшую по земле».