Вена и мир

Олеся Головнёва в отношениях с представителями родной страны постоянно сталкивается с фальшью

«Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и все, что она делает».
«Война и мир», Лев Толстой.

Псковичка Олеся Головнёва (сопрано), выступающая уже около семи лет на сценах ведущих оперных театров Европы, редко попадает на экраны российского телевидения, даже на канал «Культура». И вдруг осенью 2011 года в новостях НТВ был показан сюжет с ее участием, посвященный опере Сергея Прокофьева «Война и мир». Как заявил автор сюжета Константин Гольденцвайг: «В Кёльнской опере поставили, как говорят некоторые, «кошмар Толстого». Немцы выбросили из русского романа-эпопеи всю лирику: у зрителей нет времени на такую роскошь».1

«Я была по-хорошему удивлена»

Олеся Головнева. 2008 год.

В новогодние праздники живущая в Австрии в Вене Олеся Головнёва на несколько дней прилетела в Псков, к родным. Более того, она даже спела несколько песен со сцены Городского культурного центра – во время Рождественского вечера. Тогда же я спросил Олесю Головнёву о скандальном сюжете НТВ.

- Я думаю, мне вообще не стоило смотреть этот сюжет, – ответила Олеся Головнёва. – Когда съемочная команда пришла брать интервью, я уже тогда поняла, что интервью ведется очень странно. Когда начинала рассказывать о том, как мне нравилось работать с режиссером и о том, какие у него замечательные задумки, то поняла, что это журналистам не нужно.

Режиссер Николас Бригер – очень музыкальный человек. Он удивительно обработал оперу. Он сократил ее, но оставил все ключевые вещи. Я этого не ожидала. Это был сюрприз. Но когда я начинала об этом говорить во время интервью, меня останавливали… Ты же знаешь, я не люблю бессмысленное осовременивание, я критичный человек в этом плане. Если плохо поставлено, если нет смысла, как в Большом театре в недавней премьере «Руслана Людмилы», то я сразу говорю, что это плохо. В конце концов в «Руслане Людмиле» героине что-то вкалывали в сонную артерию… Тут бы я сказала, что это нехорошо.

- То есть твоей Наташе Ростовой ничего не вкалывали?

- Нет, не вкалывали. Это была замечательная работа. Я чувствовала себя действительно драматической актрисой. Мы очень хорошо проработали эту роль: отношения с Пьером, с Андреем, с Курагиным… Режиссер не передавал нам свои больные фантазии, он действительно работал над произведением, прочитал много книг. А журналисты НТВ спрашивали: «Скажите, какой вы первый раз испытали шок, когда начались репетиции?» Я ответила: «Знаете, я была по-хорошему удивлена, когда начались репетиции».

Когда я рассказывала о том, как все было хорошо – меня прерывали и говорили: «Все-таки расскажите о том, что было плохо». И тогда я сказала: «Когда я читала «Войну и мир» в школе и работала над ролью сейчас, то впечатления были разные. Тогда мне было 15 лет, и всё казалось еще более романтичным и возвышенным. Наташа была наивная, романтическая, но на мою романтическую наивную Наташу не хватило времени.

При подготовке сюжета оставили только первую часть фразы, а дальше я говорила о том, что опера – не книга и что невозможно четыре тома ужать в два часа… Мне кажется, режиссер Николас Бригер сделал блестящую постановку. Он сам работал над партитурой! Для меня эти два месяца было очень творческое время.

- А в чем был смысл появления на сцене очень легко одетых барышень, которые развязно ведут себя на балу?

- Я считаю, что ничего в этом страшного не было. И смысл этой сцены заключается в противопоставлении Наташи дамам света. Чистая Наташа противопоставляется вульгарным дамам. Режиссер предоставил мне очень много свободы. Это моя Наташа. Пусть кто хочет, тот то и говорит, но это моя Наташа, с которой я познакомилась, когда мне было пятнадцать лет. И она осталась моей. Никто у меня ее не забрал, не исковеркал и не переделал.

«Я чувствовала себя, как Анна Каренина»

- Олеся, тебе очень часто приходится работать высоко над сценой, как это бывало в «Волшебной флейте». Можно сказать, что ты певица-альпинист. В «Войне и мире» тебя тоже поднимали наверх.

- Николас Бригер поставил 8 картин подряд без всяких пауз. Когда я стояла на балконе и смотрела вниз, то чувствовала себя, как Анна Каренина, потому что внизу лежали рельсы для передвижных кулис. Мне казалось, что я сейчас буду прыгать под поезд.

- Наташа Ростова и Анна Каренина в одном лице.

- Да, они очень перекликались… И музыкально, и сценически одна сцена вытекала из другой, и всё находилось в движении. Не было никаких пауз и передышек. Из-за этого всё было очень интенсивно и быстро двигалось к кульминации. Как был сделан пожар! Горели кулисы! Они были сделаны из квадратиков, которые вынимались. Горела Москва!

Меня потом спрашивали: «А ты в том месте поешь по нотам?» Да, я пою по нотам. У Прокофьева написано гениально: всхлипы, дыхание, придыхания, где Наташа сквозь зубы плачет или где начинает почти кричать. Прокофьев мне разрешал всё, и режиссер разрешал мне жить на сцене. Мне с этим режиссером даже захотелось сыграть драматический спектакль.

- При этом писали, что Наташа была на сцене почти голой.

- У меня было очень красивое платье, розового цвета. Оно было длинное, как у Жизели. Я себя не чувствовала раздетой. Я очень щепетильна в этом вопросе. В противном случае я бы отказалась. И никто бы меня заставлять не стал. До сих пор мне попадались только хорошие режиссеры. Так что проблем с одеждой у меня не было. Еще кто-то написал, что Наташа целуется взасос с Андреем (об этом тоже сообщили «Немецкая волна» и НТВ. – Авт.) Для тех, кто не присутствовал на спектакле, хочу сказать: засосов с князем Андреем не было. А если кто-то желал это видеть, тогда он может Наташу и голой представить. Это уже зависит от восприятия… Это несправедливо.

«Я не могу себя навязывать»

- По поводу несправедливости. Мне кажется, что несправедливость заключается еще и в том, что ты выступаешь на многих сценах – от Токио до Амстердама, поешь в ведущих оперных театрах десятка стран мира – в Германии, Австрии, Швеции, Чехии, Франции, Бельгии, Дании, Венгрии… Записываешься на Тайване, и при этом с 2006 года практически не выступаешь в своем родном городе Пскове. Сегодня был редчайший случай, да и то это был не совсем концерт. Есть ли шанс, что ты дашь в Пскове полноценный концерт? И от кого это зависит?

- Это зависит не от меня. Если нет заинтересованных лиц в подобном концерте, я не могу себя навязывать и говорить, что все равно спою.

- Тебе кажется, что заинтересованных лиц нет?

- Я думаю, что в Пскове есть люди, которые меня знают и которым нравится то, что я делаю, но, к сожалению, они не занимаются организацией концертов.

- Но тебе твои агенты не запрещают здесь выступать?

- Нет, но они в этом и не участвуют, потому что это не совсем моя работа. Это был бы благотворительный концерт. Я здесь, конечно, не получу тех денег, которые получаю в Западной Европе.

- По поводу записей. Их, мягко говоря, маловато.

- Я вообще не считаю себя певицей для записей. Когда я на сцене, то меня нужно не только слышать, но и смотреть. Для меня это неразделяемая часть, всё – в одном пакете.

Разговор проходил в кафе, и как раз в это самое время принесли заварной чайник с пакетом внутри.

- Это как чай в пакете.

- Есть чай из пакета, а есть Олеся в пакете, как на верёвочке. Нельзя разрезать пакетик, а то чаинки будут мешать. Дирижер Михаил Юровский мне однажды сказал: «Ты не радиопевица, ты – театральная певица».

- Тогда надо DVD записывать.

- Я об этом уже разговаривала, но надо выбрать что-то особенное, что раньше никто не делал, подобрать музыкантов… Я знаю, что Татьяна в «Евгении Онегине» - моя партия. Я это поняла еще в 15 лет. У нас была очень хорошая учительница по литературе! Как я любила литературу! Как я любила читать стихи!

«Мне не все равно, что происходит в России»

- Традиционный вопрос, который я задаю тебе всегда. Ты возвращаешься в Россию редко, и тебе проще заметить изменения, которые здесь происходят. В этот раз заметила?

- Мы ездили по городу. Побывали на Завеличье, на Запсковье. Что-то новое строится, но, к сожалению, старое не реставрируется. У меня было печальное впечатление. Щемящее чувство. Я опять попросила брата свозить меня к детскому садику, в который я ходила в детстве. Там стоит та же ракета.

- Как называется садик?

- «Огонёк», он на улице Металлистов – с кирпичной ромашкой на стене, а неподалеку старый черный деревянный дом и гостиница. Интересно, что я не езжу к своей школе, а все время езжу к садику… Ту ракету поставили, когда я была в старшей группе, мне было лет пять.

- Что ж, наши ракеты, которые запускают в космос, в последнее время все время падают, а эта твердо стоит на земле. Ей уже падать некуда… Что в Западной Европе, в твоем кругу, говорят о ситуации в России?

- Я не знаю, что говорить.

- Если не знаешь, то лучше не говори.

- А может быть, знаю, но боюсь, что меня найдут.

- Кто найдет?

- Федеральные службы.

- И не пустят тебя в следующий раз в Россию?

- Я же тебе рассказывала историю о человеке, который в Германии сделал спектакль об Анне Политковской и назвал его «День рождения Путина». Ему после этого запретили въезд в Россию… Я действительно следила за выборами, и по интернету, и по телевизору, и по другим источникам. Мне не все равно, что происходит в России. Я не политический человек, но мне не все равно, потому что это моя страна, и моей страной останется.

- А ты в голосовании участвуешь?

- Я думаю, за меня проголосовали.

- Ты даже знаешь – за какую партию.

- Догадываюсь.

- А что произойдет в ближайшее время, когда ты вернешься в Вену?

- За два месяца мне надо выучить партии Донны Анны, Луизы Миллер и Анны Болены. Очень много придется учить. Опера «Луиза Миллер» Верди ставится в Мальмё, «Анна Болена» Доницетти в Кёльне, а «Дон Жуан» Моцарта в Дюссельдорфе и Дуйсбурге, в июне премьера. Позднее, в октябре, будет «Милосердие Тита» Моцарта.

- И остаются «Кармина Бурана», «Война и мир», «Травиата»…

- Да, я постепенно перехожу больше на Верди. Агент еще после моей Джильды (дочь Риголетто в опере Верди «Риголетто». – Авт.) сказала, что мой голос очень красочный, в нем очень много нюансов, подходящих для Верди… Саломею Штрауса можно петь «белым» голосом. Надо лишь уметь танцевать, хорошо выучить немецкий, пройти через оркестр, а для Верди еще нужен красивый тембр.

* * *

Для Верди нужен красивый тембр, а для ведущих оперных театров – не просто хорошие певицы, а певицы с широким драматическими возможностями. И одна из самых артистичных европейских оперных певиц Олеся Головнёва этому требованию очень хорошо соответствует. Однако желание дать в Пскове полноценный концерт у Олеси по-прежнему есть. Она об этом говорит каждый свой приезд в родной город. Но пока ее никто не слышит.

Беседовал Алексей СЕМЁНОВ