После Беслана. Картины разложения

Год назад, 4 сентября 2004 года президент все-таки обратился к нации с короткой речью по поводу трагедии в Беслане. Речь был короткая, идеологическая и немного неадекватная, так сказать деловая. Но в ней тогда был ясный и свежий для представителей государства смысл: никакой стабилизации в России нет, есть война.

Однако доходчивой смысл этого тезиса политическому руководству России стал, похоже, понятен позже. Решающее значение для этого ощущения нестабильности имели монетизация льгот и цветные революции в СНГ. Кажется поэтому, что в качестве основной угрозы власти в России воспринимают не собственно террористов и не те, что «хотят оторвать от нас кусок пожирнее, другие – им помогают», а собственное население, которое может пойти на поводу у тех или других.

Год, прошедший с тех пор, дал нам целую серию примеров того, как Владимир Путин и государственные чиновники не умеют общаться с гражданами. Все получается не совсем по теме и как-то не вовремя, не вовремя. Так совершенно непонятно, совершенно на пустом месте получился скандал со встречей Владимира Путина в бесланскими матерями. Будучи на Северном Кавказе первого сентября, президент не заехал в Беслан. Он все-таки встретился с бесланской делегацией второго числа и уже на фоне сложившегося непонимания и ехидных и справедливых комментариев о том, что вместо Беслана Путин посетил Кубанский аграрный госуниверситет и поздравил студентов с 1 сентября. А это – знак как раз мнимого «стабилизца»: в стране есть, во-первых, праздник, а только во-вторых, беда.

Эта-то ситуация вполне может быть объяснима, мол, должен был приехать в Беслан, но спецслужбы отговорили. Но дело в том, что весь год прошел под знаком неадекватной коммуникации, что со льготниками, что с протестующими героями, что с ропщущей либеральной интеллигенцией, что с учеными, что с учителями и офицерами.

Вот свежий пример. Во время предварительной беседы с бесланской делегацией Дмитрий Козак все время советовал добиваться правды через правоохранительные мезханизмы – прокуратуру и суд:

Козак: — Все что касается поведения следователей... Такая наша страна.

Женщины: — Ну да. Страна...

Козак: — Погибли люди всех ваших объяснений, всего, чтобы видели, что вы хотели бы сказать. Все это нужно требовать занести в протокол (судебного процесса — М.К.).

Женщины: — А вы для чего там наверху находитесь?

Козак: — Да не имеем мы право требовать что-либо у следователей прокуратуры. Вы имеет такое право требовать! Попробуйте пройти этим путем завтра.

Женщины: — Вот наши вопросы следствию. Которые мы хотим показать президенту Путину.

Козак: — Это кому вопросы? Замгенпрокурору Шепелю? Так их надо задавать Колесникову, Шепелю, следователю. Если следователь не согласен, то в суде. Это самый короткий путь поставить точку: заблуждения это или правда. (Фрагмент стенограммы по версии «Новой газеты».)

Но для того, чтобы иметь возможность посылать граждан в суд, прокуратуру и другие не столь отдаленные места, необходимо, как минимум, чтобы была судебная власть, которой доверяют. Собственно смысл трагедии в Беслане для политиков и мог быть в том, что надо перестать валять дурака, и всерьез заняться основными российскими несправедливостями. И только в связи с этим занятием возможно было бы как-то исправить хронически болезненный контакт лидеров страны с народом.

Это год спустя президент говорит, что Беслан – это отличный повод для наведения порядка в правоохранительных органах. Но как-то после года бездействия на этом поприще, слова звучать издевательски. Тем более, что Беслан показал стране следующие вопиющие картины.

Первая – это милиционер, который пропускает за очень скромную взятку террористов через пост («они – песья кровь» по выражению одного осетинского жителя). Налицо признак разложения в системе правоохранительных органов, с которой на самом деле нельзя бороться санкциями против милиционеров. Никакими поощрениями и наказаниями нельзя добиться того, чтобы человек перестал пускать террористов к себе домой и не продавал боевикам оружие и взрывчатку. Данное моральное уродство несовместимо ни с какой службой. Это – системная ошибка, так не может быть ни в армии, ни в милиции. Это – повод как минимум каталогизировать и собрать все еще боеспособные части, где есть доблесть, и готовиться распускать остальные. То есть по крайней мере понимать задачу строить систему на новых основаниях.

Вторая – это ставшая очевидно полная дискоординация, и перекладывание ответственности в оперативном штабе: роли представителей ФСБ из Москвы, Дзасохова, официального руководства штаба противоречивы и неясны (бывший президент Северной Осетии по крайней мере говорит о том, что основные приказы давали не официальные руководители штаба). В итоге такая работа с одной стороны привела к очень странному штурму, похожему на стрельбу по своим, а с другой к тому, что мы не знаем ответственных, а знаем только стрелочников. Такая ситуация говорит как минимум о том, что виноваты все участники событий и высшее руководство спецслужб должно было ответить.

Третья картина появилась уже после Беслана. Это уже не просто предательство милиционеров и трусость и безответственность высшего руководства, но и просто война преступных групп, прикрывающихся погонами правоохранительных органов, против граждан России. Это – зачистка мирных жителей в Благовещенске, несколько обнародованных правозащитниками случаев нападения милиционеров на граждан в Тверской области, убийства в чеченской станице Бороздиновская и многие другие случаи «зачисток» о которых мы знаем и не знаем.

Все сильные действия властей после Беслана на самом деле оказались административными, то есть направленными на контроль за назначенцами. И эти действия достаточно бессмысленны. Потому что если после гибели сотен детей руководители служб, отвечающих за безопасность страны, остаются на своих местах, то это означает, что права снимать и назначать руководителей – фиктивны. Большинство из них даже Путин не может. Дзосохов ушел позже, чем следовало бы и скорее под давлением населения, чем в результате «назначаемости губернаторов».

Картины морального разложения в силовых органах связаны с политической и номенклатурной неприкосновенностью и самостоятельностью их руководства. Силовики без политического контроля – это не силовики, а мародеры. Свободная армия на самопрокорме, махновцы. Иначе не бывает в природе. И пока Путин не способен уволить ни Патрушева, ни Устинова (а наоборот они будут иметь политические и хозяйственные цели), милиционер будет пропускать террористов за 50-100 рублей, а солдат продавать патроны тем, кто стреляет в его товарища. «Все что касается поведения следователей... Такая наша страна.»

Здесь очень простой выбор: или строить с друзьями очередной «Омутфинансгруп», или заниматься страной. И если второе, то тут без граждан, но есть без массового политического ресурса не обойтись. А как еще менять руководство на том же северном Кавказе. А как еще лишать генералов и прокуроров опоры на разложенцев.

И кстати, как бы мы не критиковали революционные правительства в Грузии и Украине, их опыт показывает, что ни массовые увольнения, ни роспуск целых подразделений милиции стразу, моментально ни к чему катастрофическому не приводит. Объективно страна не очень зависит от главных милиционеров и прокуроров. От них зависит только Владимир Путин, который не хочет, не может (или ему не позволяют) восстановить нормальный контакт со страной.

Виталий Лейбин.
Полит.ру.
5 сентября 2005 г.